— Да уж, некрасиво получается… — согласился Антон. — Но что теперь делать? — Не знаю пока. Но так просто сдаваться я не намерена, — решительно заявила я. — Пойду к юристу, буду разбираться. В конце концов, должны же быть какие-то законные способы оспорить эту липовую дарственную. — Лиза, давай не будем горячиться, — попытался успокоить меня муж. — Может ещё удастся решить всё миром, без судов и разбирательств? — Антон, спустись с небес на землю, — устало произнесла я. — Не хочу тебя расстраивать, но, боюсь, твоя сестра уже всё для себя решила. Вряд ли она одумается и добровольно вернёт квартиру.

— И всё равно, давай попробуем поговорить с ней ещё раз. А потом уже будем принимать меры, — взмолился муж. Я скептически хмыкнула, но спорить не стала. В конце концов, Полина его родная сестра. Понятное дело, ему хочется верить в лучшее и избежать публичных разборок. — Хорошо, уговорил. Попытайся вразумить Полину. Но, боюсь, тебя ждёт большое разочарование, — вздохнула я. На том и порешили. На следующий день Антон отправился к сестре на переговоры. Вернулся он мрачнее тучи и на все мои расспросы лишь нехотя буркнул: — Ты была права. Бесполезно. Оказывается, Полина даже слушать не захотела доводы брата. Стояла на своём: мол, квартира теперь принадлежит ей по закону, и точка. А нам с Антоном следует смириться и не раздувать скандал на пустом месте.

— Ясно. Значит, вариант с примирением отпадает, — констатировала я, видя удручённое лицо мужа. — Что ж, будем действовать через суд.

Следующие пару месяцев превратились для нашей семьи в утомительный марафон по инстанциям. Мы с Антоном сидели в кабинетах юристов, собирали доказательную базу, ждали заседаний. Полина не сдавалась, всячески затягивая процесс.

В какой-то момент нам удалось отыскать ещё одного свидетеля — сиделку отца, Марию Игнатьевну. Как оказалось, в день подписания дарственной старушка случайно услышала часть разговора Полины с папой. По её словам, сестра мужа откровенно давила на больного, уговаривая переписать квартиру. Угрожала, что иначе бросит его беспомощного, лишит ухода и заботы. Бедный отец сопротивлялся, но в итоге сдался. Видимо, побоялся оказаться совсем без присмотра.

Признание Марии Игнатьевны стало в суде решающим козырем против Полины. Да она и сама в какой-то момент дрогнула, запуталась в показаниях, стала нести откровенную чушь. Было очевидно — тётка лжёт и изворачивается, лишь бы ухватить лакомый кусок.

В итоге суд всё же признал сделку недействительной. Оказалось, экспертиза подписи отца тоже подтвердила, что она могла быть сделана под давлением. На этом основании дарственную аннулировали и вернули квартиру в моё законное владение.

Вот только легче от этого почему-то не стало. Глядя на поникшего Антона, я вдруг поняла — дело ведь не в квадратных метрах. А в утрате доверия между родными людьми. Теперь уже никто не сможет отменить тот факт, что сестра пошла на подлог и обман ради корысти.

— Лиза, почему она так с нами? Неужели квартира дороже брата? — тихо спросил муж, обнимая меня после оглашения вердикта суда.

— Не знаю, Антоша. Видимо, у каждого свои приоритеты, — вздохнула я, прижимаясь к его плечу. — Наверное, ей всегда было мало твоей любви и нашего участия. Захотелось большего.

— И что теперь? Простить и забыть? — горько усмехнулся он.

— Простить — это вряд ли, по крайней мере пока. А вот жить дальше придётся. Куда мы денемся? — грустно улыбнулась я.

Муж лишь крепче прижал меня к себе. Мы стояли обнявшись посреди опустевшего зала суда. Квартирный вопрос был улажен. Но душевную рану, нанесённую близким человеком, ещё предстояло залечить.

Впереди у нас были долгие месяцы холодной войны с Полиной. Её обиженное сопение в сторонке и шпильки в наш адрес. Еженедельные попытки Антона вразумить сестру и наладить отношения. Мои усилия по воссозданию семейного уюта и спокойствия. Нелёгкое это дело — склеивать разбитую чашку…

Но одно я знала точно. Преодолев этот кризис, мы с мужем стали только ближе и роднее. Научились не просто слышать, но и слушать друг друга. Ценить каждое мгновение, проведённое вместе. И главное — доверять.

Ведь дом — это не стены и метры, не дарственные и свидетельства о собственности. Дом — это люди, которые в нём живут. Их отношения, привязанность, забота — вот что действительно бесценно. И уж эти сокровища я никому не позволю украсть. Даже если очень умно придумает.

Через полгода после суда Полина всё же попыталась извиниться. Приехала к нам с повинной, мол, бес попутал, затмение нашло. Давайте начнем с чистого листа, простите дуру старую. Но было уже поздно. Слишком много всего наговорено и нафантазировано, назад не отмотаешь.

Мы приняли её извинения, но близко подпускать не спешили. Так, встречались пару раз в год на семейных праздниках — и хватит. Антон больше не искал в сестре родственную душу, не откровенничал с ней, как раньше. Та обида засела слишком глубоко.

Полина, впрочем, особо и не настаивала на возобновлении общения. То ли устыдилась содеянного, то ли поняла, что манипулировать братом уже не выйдет. Лишь смотрела на нас издали виновато и горько улыбалась. Видать, и впрямь сообразила, что семью на деньги да квартиры не выменять.

А мы с мужем постепенно оттаивали. Учились снова шутить, мечтать, строить планы. И пусть прошлое то и дело напоминало о себе фантомной болью, мы упрямо шли вперёд. В конце концов, любой опыт, даже негативный — это урок. Главное — правильные выводы сделать.

Сейчас, три года спустя, я уже мало вспоминаю ту злополучную историю с квартирой и завещанием. Некогда — дел невпроворот. У нас с Антоном родилась дочка, Машенька. Поэтому всё свободное время уходит на пелёнки-распашонки, прогулки в парке и песенки перед сном.

Полина? А что Полина… Тётка она, конечно, специфическая. Но и у таких случаются проблески человечности. Вон, недавно даже подарок Машке прислала — огромного плюшевого мишку. Не иначе, как в знак примирения.

Мы приняли презент благосклонно. Но близких отношений заводить всё равно не спешим. Слишком уж велик риск нарваться на очередную манипуляцию. Да и ни к чему оно нам, если честно. Своих забот-хлопот хватает.

Вот и выходит, что права я была тогда, в самом начале этой истории. Умно, конечно, придумала Полина — прикарманить папину квартиру через липовую дарственную. Да только ум ум уму рознь. Бывает он и недобрый, корыстный. И толку с него чуть.

В общем, живём мы теперь своим домом — уютным, тёплым, любовью согретым. Растим дочку, работаем, мечтаем о будущем. А квартира та, злосчастная, так и стоит пустая. Руки всё не доходят продать или сдать — столько с ней воспоминаний связано, и горьких, и сладких.

Зато, если Машка подрастёт, будет у неё собственное гнёздышко. От бабушки с дедушкой, с историей. И уж я, как мать, позабочусь, чтобы никакая богатая родня на эту квартиру губу не раскатывала. В общем, опыт у меня теперь есть, сама кого хочешь научу, как своё добро от жадных лап защищать.

Ведь недаром говорят — дом можно отнять, имущество — присвоить. А вот то, что у тебя внутри — доброту, честность, любовь к ближнему — это неподвластно ни дарственным, ни завещаниям. И уж тем более никакой хитрющей Полине.